Google и будущее книг
В октябре 2008 года компания Google достигла соглашения с Гильдией авторов США по проблеме соблюдения авторских прав в проекте Google Book Search, который предполагает сканирование миллионов книг для последующей продажи через данный сервис. Русская версия этого проекта тоже открылась, но масштабной оцифровки книг в ней пока нет - по словам Владимира Долгова, российские законы мешают этому.
Однако противники проекта есть и на Западе. Гарвардский университет отказался принять участие в этой затее. На сайте профессор Гарварда и директор университетской библиотеки Роберт Дарнтон рассказал об опасностях, которые таит в себе грядущая монополия Google в распространении оцифрованных изданий. Приводим сокращенный перевод этой статьи.
Как нам выбрать верную дорогу в новом информационном пейзаже, который только-только начал проявляться перед глазами? Этот вопрос стал как никогда актуальным в свете недавнего соглашения, которое компания Google заключила с авторами и издателями, после того как те инициировали судебный процесс по обвинению компании в нарушении авторских прав. Истцы выражали недовольство тем, что последние четыре года Google оцифровал миллионы книг, в том числе и защищённых копирайтом, из коллекций крупнейших научных библиотек, предоставляя возможность поиска по этим текстам в Сети. Соглашение, достигнутое после долгих переговоров, окажет огромное влияние на то, каким способом книги будут доходить до читателей в обозримом будущем. Каким будет это будущее?
Этого никто не знает, поскольку соглашение настолько запутано, что крайне трудно вообразить себе законодательные и экономические контуры нового рельефа местности. Но те из нас, кто работает в научных библиотеках, чётко представляют себе общую цель: мы хотим открыть наши коллекции и сделать их доступными для всех. Как этого добиться? Единственной действенной тактикой может быть бдительность: смотреть как можно дальше вперёд и, следя за дорогой, не забывать поглядывать в зеркало заднего вида.
# # # #
Когда я оглядываюсь назад, мой взор останавливается на XVIII столетии, на философии Просвещения, её вере в силу знания, и на том мире идей, в котором она действовала — на том, что просвещённые называли "Республикой Писем".
XVIII век представлял Республику Писем в виде государства, в котором нет ни полиции, ни границ, ни неравенства, кроме того, что определяется талантом. Любой мог присоединиться к ней, развив два главных атрибута гражданства: умения писать и умения читать. Писатели формулировали идеи, а читатели их обсуждали. Благодаря силе печатного слова суждения распространялись широко, и верх одерживали более сильные аргументы.
Слово также распространялось в письмах, поскольку XVIII век был великой эрой переписок. Прочтите корреспонденцию Вольтера, Руссо, Франклина и Джефферсона — объёмом в полсотни томов каждая — и вы увидите Республику Писем в действии. Эти четверо обсуждали все актуальные проблемы своего времени в неослабевающем потоке писем, пересекавшем Европу и Америку как трансатлантическая информационная сеть.
Особенное удовольствие доставляет мне переписка Джефферсона и Мэдисона. Они обсуждали все, особенно американскую Конституцию, которую Мэдисон помогал писать, будучи в Филадельфии, в то время как Джефферсон был представителем новой республики в Париже. Нередко они писали друг другу о книгах, поскольку Джефферсон любил копаться в книжных лавках столицы Республики Писем и часто покупал книги для своего друга.
Два будущих президента, которые обсуждают книги с помощью информационной сети Просвещения — впечатляющий образ. Но прежде чем эта картина прошлого скроется за вуалью сентиментальности, я должен отметить, что Республика Писем была демократической только в своих принципах. На практике же в ней доминировали знать и богатеи. Неспособные зарабатывать себе на жизнь пером, большинство писателей вынуждены были искать расположения покровителей, выпрашивать себе синекуры, добиваться назначений в контролируемые государством газеты, обманывать цензоров и хитростью прокладывать себе дорогу в салоны и академии, способствующие формированию репутации. Терпя унижение от людей с более высоким социальным положением, они набрасывались друг на друга. Ярким примером этому может служить известная ссора между Вольтером и Руссо.
Личные конфликты усложнялись социальными различиями. Республика Писем страдала от болезни, разъедающей все общества XVIII века — от привилегий. Привилегии не были уделом одной лишь аристократии. Во Франции они затрагивали всё в мире букв, включая печатание и продажу книг, которыми занимались особые гильдии. При этом сами книги, которые не могли появиться легально без дозволения монарха и одобрения цензоров, печатались в полном объёме.
Действительность литературной жизни вступала в противоречие с возвышенными идеалами Просвещения. Несмотря на свои основополагающие принципы, на практике Республика Писем была закрытым миром, недоступным для неимущих. И всё же я хотел бы использовать Просвещение как аргумент в пользу открытости вообще и открытого доступа в частности.
# # # #
Если мы вернёмся из XVIII века в настоящее, увидим ли мы подобное расхождение между базовыми принципами и практикой — прямо тут, в мире научных библиотек? Одну из моих коллег, тихую, крохотную даму, при знакомстве на разных мероприятиях спрашивают снисходительно: "Ах, вы библиотекарь, как мило! Расскажите, каково это, быть библиотекарем? Она отвечает: "В сущности, это все связано с деньгами и властью".
И всё же большинство из нас подписались бы под принципами, записанными на самых видных местах наших публичных библиотек. "Бесплатно для всех" — написано над главным входом в Бостонскую публичную библиотеку. А вот слова Томаса Джефферсона, золотыми буквами написанные на стене кабинета попечителей публичной библиотеки Нью-Йорка: "Я считаю просвещение и образование наиболее верными средствами для создания условий, способствующих добродетели и увеличению счастья человека". Мы вернулись к Просвещению.
Наша республика была основана на вере в главный принцип Республики Писем XVIII столетия — развитие просвещения. Для Джефферсона просвещение произошло благодаря писателям и читателям, книгам и библиотекам — особенно библиотекам. Эта вера воплощена в Конституции США. Часть 8 статьи 1 устанавливает действие копирайта и патентов только "на ограниченный срок" и декларирует высшую цель в содействии "прогрессу науки и ремёсел". Отцы-основатели признавали за авторами права на справедливую оплату их умственного труда, но общественное благосостояние они ставили выше личной выгоды.
Как определить сравнительную значимость этих двух величин? Авторы Конституции знали, что авторское право было порождено Законом Анны в Великобритании в 1710 году с целью сдерживания монополистической деятельности Лондонской книгоиздательской компании, а также, как заявлялось в наименовании этого закона, "для поощрения познания". В то время Парламент установил срок действия копирайта в 14 лет с возможным однократным возобновлением. Издатели пытались защитить свою монополию на публикации, требуя "вечного копирайта" на нескольких судебных процессах. Они окончательно проиграли после процесса "Дональдсон против Бекета" в 1774.
Американцы, собравшиеся 13 лет спустя для создания черновой версии Конституции, в целом разделяли взгляды, которые преобладали в Британии. 28 лет казались достаточно долгим сроком для защиты интересов авторов и издателей. После этого должны были возобладать интересы народа. В 1790 году первый американский закон об авторском праве — также предназначенный "для поощрения познания" — унаследовал британскую практику, установив предел копирайта в 14 лет, с возможностью продления на ещё один такой же срок.
Каков срок действия копирайта сегодня? В соответствии с Законом о продлении срока действия авторского права от 1998 г. (также известного как "Закон о защите Микки-Мауса", поскольку Микки как раз должен был стать всеобщим достоянием), он длится в течение всей жизни автора плюс 70 лет. На практике это обычно означает более века. Большинство книг, изданных в XX столетии, ещё не стали всеобщим достоянием.
Что касается оцифровки, то доступ к нашему культурному наследию обычно ограничен 1 января 1923 года — это дата, начиная с которой огромное количество книг защищены законами об авторском праве. К примеру, опубликованный в 1922 году "Бэббит" Синклера Льюиса сейчас является всеобщим достоянием - в то время как его же "Эльмер Гентри", изданный в 1927, станет всеобщим достоянием только в 2022 году.
Отойти еще дальше от принципов отцов-основателей - значает покинуть государство Просвещения ради смуты корпоративного капитализма. Если мы исследуем индустрию знаний нашего времени, то увидим, что уже живем в мире, который создан Микки Маусом с окровавленным зубами и когтями.
# # # #
Но может быть, принципы Просвещения - это историческая фантазия, не выдержавшая проверки в реальных условиях? Проанализируем историю. С окончанием эпохи Просвещения в начале XIX века настало время профессионализации. Этот процесс можно отследить, сравнив Энциклопедию Дидро, который систематизировал знания как единое целое, руководствуясь здравым смыслом, с её преемницей конца XVIII века, Систематизированной Энциклопедией, где знания разделялись на области, хорошо нам знакомые: химия, физика, история, математика и т.п. В XIX веке эти области знаний породили профессии, охраняемые профессиональными ассоциациями. Они превратились в факультеты университетов, и к XX столетию оставили свой след в университетских кампусах: в этом здании химия, в том физика, здесь история, там математика, а в центре всего этого — библиотека, спроектированная обычно так, чтобы выглядеть как храм познания.
Параллельно в профессиональных областях и подобластях возникали профессиональные журналы. Научные общества издавали их, а библиотеки приобретали. Эта система хорошо работала около ста лет.
Затем коммерческие издательства сообразили, что могут неплохо поживиться, продавая подписки на журналы. Вскоре после того как университетская библиотека приобретала подписку, студенты и профессора привыкали к непрерывному потоку номеров журнала. Цены на них можно было накручивать без опасений, поскольку за подписку платили библиотеки, а не профессора. Более того, профессора ещё и сами помогали — бесплатно или почти бесплатно. Они писали статьи, рецензировали присланные материалы и принимали участие в редакционных коллегиях — частично для распространения знаний в духе Просвещения, но преимущественно для достижения успехов в карьерном росте.
Результатом стала заметная статья расходов в бюджете любой научной библиотеки - годовая подписка на "Журнал сравнительной неврологии" стоит $25910, "Тетраэдр" стоит $17969, средняя цена на журнал по химии составляет $3490 — и распространение этого эффекта нанесло урон интеллектуальной жизни повсеместно в мире познания. Библиотеки, ранее тратившие на монографии 50% бюджета, теперь, благодаря взлетающим ценам на периодику, тратят на них лишь 25%, а то и меньше. Университетские типографии, зависящие от продаж монографий библиотекам, не могут покрыть свои расходы. А молодые учёные, чьи карьеры зависят от публикаций, находятся на грани исчезновения.
К счастью, эта сложившаяся в мире познания невесёлая ситуация уже начинает изменяться. Биологи, химики и физики больше не живут в отдельных мирках, точно так же как и историки, антропологи и специалисты по литературе. Структура кампусов уже не соотносится с деятельностью профессоров и студентов. Она меняется повсюду, и во многих вузах начинает применяться междисциплинарная модель. Библиотека сохранила функции "сердца", но "питательные вещества" от неё поступают во все части университета, а нередко и в самые дальние уголки мира посредством Интернета.
Республика Писем XVIII столетия трансформировалась в профессиональную Республику Познания и теперь открыта для любителей — любителей в лучшем смысле этого слова, любителей приобретать знания. Открытость повсюду — благодаря бесплатным и всем доступным хранилищам оцифрованных статей: Open Content Alliance, Open Knowledge Commons, OpenCourseWare, Internet Archive, а также открытым любительским проектам вроде "Википедии". Кажется, что демократизация знания уже почти произошла. Идеал Просвещения мы можем сделать реальностью.
# # # #
В этом месте вы можете заподозрить, что я внезапно перешёл от пессимистического жанра "иеремиады" к утопическому энтузиазму. Полагаю, эти два литературных стиля можно было бы совместно использовать в полемике, если бы не опасность коммерциализации. Когда компании вроде Google смотрят на библиотеки, они видят их не как храмы познания. Они видят потенциальные ресурсы, которые они называют "контентом". Полезные ископаемые, ожидающие разработки. Сформированные столетиями за счёт огромных вложений денег и труда, библиотечные коллекции могут быть скопом оцифрованы при сравнительно малых затратах.
Библиотеки существуют для содействия общественному благу — "для поощрения познания", "бесплатно для всех". Компании существуют, чтобы делать деньги для акционеров — тоже важная цель, поскольку общественное благо зависит от прибыльной экономики. Однако если мы допустим коммерциализацию содержимого наших библиотек, мы не сможем обойти фундаментальное противоречие.
Оцифровать книжные коллекции и продавать их способами, которые не могут гарантировать широкого доступа, означало бы повторить ошибку, сделанную издателями на рынке научных журналов, но уже в значительно большем масштабе, поскольку это превратит Интернет в инструмент приватизации знаний, являющихся всеобщим достоянием. Никакая "невидимая рука" не вмешается, чтобы скорректировать дисбаланс между личным и общественным благосостоянием. Только народ может сделать это. Но кто может говорить от имени народа? Только не те, кто принял Закон о защите Микки-Мауса.
Нельзя законодательно установить Просвещение, но можно установить правила игры для защиты общественных интересов. Библиотеки представляют общественное благо. Это не компании, но они должны покрывать свои расходы. Им нужен бизнес-план. Библиотеки говорят: "Мы должны оцифровывать". Но не на любых условиях. Мы должны делать это в интересах общества, что означает, что оцифровкой должны заниматься люди, ответственные перед гражданами.
Было бы наивно отождествлять Интернет с Просвещением. Сеть обладает потенциалом для распространения знаний, который Джефферсон не мог даже вообразить. Однако пока Интернет формировался, ссылка за ссылкой, торговцы не сидели тихонько в стороне. Они хотят контролировать игру, захватить её, владеть ею. Конечно, они соревнуются между собой, но настолько яростно, что уничтожают друг друга. Их борьба за выживание ведёт прямо к олигополии, и кто бы ни выиграл, эта победа означает поражение для общественного блага.
Поймите меня правильно. Я знаю, что компании должны отвечать перед акционерами. Я верю, что авторы имеют право на оплату своего творчества и что издатели заслуживают получения прибыли из денег, которые они вкладывают в создаваемые авторами тексты. Я восхищаюсь мастерством создателей компьютеров, программ, поисковых механизмов, оцифровывающих систем и алгоритмов релевантной сортировки. Я сознаю важность авторского права, хотя и считаю, что в 1790 году Конгресс справился с этим лучше, чем в 1998.
Но мы тоже не можем сидеть в сторонке, делая вид, будто рыночные игроки заслуживают того, чтобы действовать во имя общественного блага. Мы должны принять участие в этой игре, изменить соотношение сил и отвоевать достояние, по праву принадлежащее народу. Когда я говорю "мы", я имею в виду людей, которые создали Конституцию и которые должны добиться того, чтобы стоящие за ней принципы Просвещения наполнили повседневную реальность информационного общества.
Да, мы должны оцифровывать. Но, что важнее, мы должны демократизировать. Мы должны открыть доступ к нашему культурному наследию. Как? Переписав правила игры, подчинив личные интересы общественному благу, вдохновившись прежней республикой для создания Цифровой Республики Познания.
# # # #
Что спровоцировало эти иеремиадно-утопические размышления? Google. Четыре года назад Google начал оцифровывать книги из научных библиотек, бесплатно предоставляя пользователям полнотекстовый поиск и делая книги, являющиеся всеобщим достоянием, доступными в Интернете. Например, каждый теперь может посмотреть и загрузить цифровую копию первого издания "Миддлмарч" 1871 года, находящуюся в коллекции оксфордской библиотеки. Выгоду извлекли все, включая Google, который собирал доход от разумной рекламы на сервисе Google Book Search. Кроме этого, Google оцифровывал всё большее и большее число библиотечных книг, защищённых копирайтом, с целью отображения небольших фрагментов текста при поиске. Осенью 2005 года группа авторов и издателей подала против Google коллективный иск по обвинению в нарушении авторских прав. 28 октября 2008 года, после долгих переговоров, стороны объявили о соглашении, которое ожидает одобрения окружным судом Южного района Нью-Йорка.
По этому соглашению создаётся предприятие Book Rights Registry (Регистратура прав на книги), представляющее интересы правообладателей. Google будет продавать доступ к гигантскому банку данных, содержащему в основном цифровые копии защищенных копирайтом редких книг из научных библиотек. Колледжи, университеты и другие организации смогут получить к ним доступ, оформив платную подписку на "лицензию для организаций". "Лицензия общего доступа" сделает этот материал доступным в публичных библиотеках, в каждой из которых Google предоставит бесплатный просмотр оцифрованных книг на одном компьютерном терминале.
Индивидуальные пользователи также смогут читать и распечатывать оцифрованные книги, приобретая "лицензию потребителя" у Google, который, забирая себе 37% доходов, будет сотрудничать с Регистратурой для распределения остальных 63% между правообладателями.
Между тем, Google будет продолжать выкладывать в общий доступ книги из всеобщего достояния, предоставляя пользователям возможность бесплатно читать, скачивать и распечатывать их. Из 7 млн. книг, оцифрованных Google к ноябрю 2008 года, 1 млн. составляют работы, являющиеся всеобщим достоянием, еще 1 млн. — защищённые копирайтом и доступные в продаже, и еще 5 млн. — защищённые копирайтом, но вышедшие из печати. Именно последняя категория составит основную массу книг, которые будут доступны по лицензии для организаций.
Многие произведения, защищённые копирайтом, не будут доступны в банке данных, пока их правообладатели не захотят этого. Эти произведения будут и впредь продаваться традиционным способом в виде печатных книг, а также могут поставляться по лицензии для потребителей индивидуальным пользователям в виде цифровых копий для скачивания и чтения — возможно, в конечном итоге, на букридерах вроде Amazon Kindle.
# # # #
Тот, кто прочтёт это и усвоит все его положения, скорее всего, будет ошарашен - его выполнение может привести к созданию крупнейшей библиотеки в мире. Конечно, это будет цифровая библиотека, но рядом с ней Библиотека Конгресса и все национальные библиотеки Европы окажутся карликами. Более того, Google также может стать и самым крупным книготорговцем — не сетью магазинов, но электронным сервисом, который "переамазонит" Amazon.
Предприятие таких масштабов непременно вызовет два типа реакций, о которых я говорил: с одной стороны, утопический энтузиазм, с другой — опасения по поводу злоупотребления единой властью, которая контролирует доступ к информации.
Мало кого оставит равнодушным перспектива доступности практически всех книг крупнейших научных библиотек Америки для всех американцев и, возможно, в конечном итоге, для всех людей мира, имеющих доступ к Интернету. Технологии Google не только донесут книги до читателей, но и откроют небывалые возможности для исследователей. При определённых условиях библиотеки даже смогут использовать цифровые копии, чтобы создавать замены для повреждённых или утраченных книг. Google разработает и сервисы для читателей с физическими недостатками.
К сожалению, обязательство Google предоставить свободный доступ к базе на одном терминале в каждой библиотеке накладывает ограничения: пользователи не смогут распечатывать защищённые копирайтом тексты без выплаты правообладателям, а один терминал с трудом удовлетворит потребности больших библиотек. И всё же щедрость Google позволит жителям маленьких городов получить доступ к большему количеству книг, чем то, что хранится в Нью-Йоркской публичной библиотеке. Google может сделать Просвещение реальностью.
Но сделает ли? Философы XVIII века видели в монополиях главное препятствие распространению знания — не в монополиях вообще, а в конкретных монополиях вроде Лондонской книгоиздательской компании, которая вытеснила свободную торговлю книгами.
Google - не гильдия, и создавался не для того, чтобы стать монополистом. Напротив, компания преследовала достойную цель — предоставление доступа к информации. Однако "массовый" характер соглашения с издателями сделает Google неуязвимым для конкурентов. Большинство авторов и издателей США автоматически подпадают под это соглашение. Если оно будет одобрено судом — а этот процесс может занять порядка двух лет, — Google получит контроль над оцифровкой практически всех книг, подпадающих под действие закона США об авторском праве.
# # # #
Такой исход нельзя было предвидеть заранее. Сейчас, оглядываясь назад, мы можем заметить упущенную возможность. Конгресс или союз научных библиотек при поддержке коалиции учебных заведений могли бы, затратив доступные средства, сделать ту же работу таким образом, чтобы в первую очередь учесть общественные интересы. Грамотно распределив бюджет, мы могли бы обеспечить авторов и издателей законным доходом, одновременно поддерживая хранилище, доступ к которому был бы бесплатен или же стоил разумных денег. Мы могли бы создать Национальную цифровую библиотеку — современный эквивалент Александрийской библиотеки.
Но теперь уже поздно. Мы не только не сумели вовремя обнаружить эту возможность, но, хуже того, мы допускаем, чтобы проблема государственной политики — регулирование доступа к информации — решалась частным судебным разбирательством.
Пока государственные структуры спали, Google проявил инициативу. Компания не собиралась решать свои дела в суде. Она занималась своим бизнесом, сканируя библиотечные книги, и делала это настолько эффективно, что возбудила у других интерес к дележу потенциальной прибыли. Никто не должен оспаривать право авторов и издателей получать доход от того, что им принадлежит - так же, как никто не должен допускать принятие быстрого решения по спорящим сторонам судебного разбирательства. Судья вынесет решение о юридической силе соглашения, но это уже больше касается дележа доходов, а не возбуждения общественного интереса.
# # # #
Даже не имея таких намерений изначально, Google в результате получит монополию — монополию нового типа, не на железные дороги или сталь, но на доступ к информации. У него нет серьёзных соперников. Microsoft отказался от своей основной программы по оцифровке книг несколько месяцев назад. А другие предприятия вроде Open Knowledge Commons и Internet Archive слишком незначительны в сравнении с Google. Только Google способен на столь масштабную оцифровку. И, договорившись с авторами и издателями, он сможет воспользоваться своей финансовой властью под защитой закона, поскольку коллективный иск покрывает весь класс авторов и издателей. Никто другой не сможет оцифровывать книги в пределах этой ограждённой территории, даже обладая необходимыми средствами, потому что ему придётся постоянно сражаться в боях за копирайт. Если это соглашение будет поддержано в суде, только Google будет лишён обязательства соблюдать авторские права.
Google говорит, что не будет злоупотреблять своей двойной фискально-юридической властью. Но что произойдёт, если нынешние владельцы продадут компанию или уйдут от дел? Ответ общество узнает из цен, которые определит будущий Google, особенно цен на лицензии для организаций. Соглашение закрепляет за Google право договариваться с каждым из его клиентов, хотя и заявляет два руководящих принципа: "(1) получение дохода по рыночным ставкам за каждую Книгу и лицензию от имени Правообладателей и (2) предоставление широкого доступа к Книгам для народа, включая высшие учебные заведения".
Что произойдёт, если Google предпочтёт широкому доступу прибыльность? Ничего, если я правильно понимаю положения соглашения. Только Регистратура, действуя в пользу правообладателей, способна заставить Google изменить стоимость подписок - но нет никаких причин ожидать того, что она будет возражать, если цены окажутся слишком высокими.
Google, определяя цены, может повести себя великодушно, и у меня есть причина надеяться на это - но он также может применить стратегию, схожую с той, что оказалась столь эффективной во взвинчивании цен на научные журналы: сначала соблазнить подписчиков низкими расценками, а потом, когда они уже будут на крючке, поднять цены, насколько это будет возможно.
Сторонники свободного рынка могут возразить, что рынок сам себя скорректирует. Если Google запросит слишком много, клиенты откажутся от подписок и цены упадут. Однако в предусмотренном соглашением механизме лицензий для организаций нет прямой связи между спросом и предложением. Студенты, факультеты и руководители публичных библиотек не будут платить за подписку. Оплата будет поступать от библиотек, и если они не сумеют собрать достаточно денег для возобновления подписки, это может вызвать резкий протест читателей, привыкших к сервису Google. Опасаясь протестов, библиотеки могут урезать другие услуги, включая приобретение книг, как это было, когда издательства наращивали цены на периодику.
Никто не может сказать, что произойдёт. Мы может только читать условия соглашения и гадать. Если Google создаст доступное, за разумную цену, хранилище всех крупных библиотек США, кто не станет приветствовать это? Разве не предпочтём мы мир, в котором доступна эта безмерная база оцифрованных книг, пусть даже по высокой цене, миру без такой базы?
Возможно. Однако соглашение порождает фундаментальные изменения в цифровом мире, консолидируя власть в руках одной компании. Исключая "Википедию", Google уже контролирует онлайновые средства доступа к информации для большинства американцев. В дополнение к изначальному "Большому Гуглу", у нас уже есть Google Earth, Google Maps, Google Images, Google Labs, Google Finance, Google Arts, Google Food, Google Sports, Google Health, Google Checkout, Google Alerts, и на подходе ещё много новых сервисов этой компании. Теперь Google Book Search обещает создать крупнейшую библиотеку и крупнейший книжный бизнес, что когда-либо существовали.
Правильно или нет я понял это соглашение, но его положения связаны между собой настолько тесно, что их нельзя разделить. На данном этапе ни Google, ни авторы, ни издатели, ни окружной суд, скорее всего, не способны существенно изменить соглашение. Но это также и переломный момент в развитии так называемого информационного общества. Если баланс сейчас нарушится, личные интересы могут перевесить общественное благо в обозримом будущем, и Просвещение может остаться несбыточной мечтой.
Оригинал статьи:
Перевод:
Читать в ЖЖ
Оставить комментарий